Один мужчина славился небывалой жадностью и накоплениями. За свою жизнь он успел сколотить огромное состояние. Он старался нанимать прислугу, которая не требовала большую зарплату. Он не встречался с женщинами, так как слышал, что на них можно спустить все деньги на свете. Даже себе он иногда отказывал в чем-то, лишь бы накопленная сумма не становилась меньше и продолжала радовать глаз ровным количеством нолей. Он всегда обращался с людьми, как к средству стать богаче, потому никогда не говорил с ними дружелюбно. Скряга даже с такими же богатыми людьми, с которыми изредка встречался в путешествиях, говорил свысока и с претензией. А на простых людей вроде прислуги он только кричал и жаловался на их работу.
Мужчина уже состарился, но по-прежнему берег богатство, которое собрал по крупицам за восемьдесят лет. У него никого не было, кроме любимого золотого оленя, который стоял в роскошном холле при входе. Гостиная была украшена росписью, подобно Сикстинской капелле, все рельефные элементы в виде завитушек и веточек были отделаны золотом, а пол выложен цветной мелкой мозаикой. В центре холла стояла большая круглая клумба с мелкими разноцветными цветками на тонких стебельках, а в середине клумбы красовался изящный золотой олень ростом немного выше человека.
Это была изысканная филигранная работа. Никаких лишних линий. Олень был идеален. Его остроконечные вытянутые ноги и такие же прямые рога напоминали лучи, как размашисто нарисованные штрихи, сходящие на нет, и потому казалось, что олень находится в движении. Выгнутая шея и гордо посаженная голова. Он был сделан просто, но вызывал вздох восхищения у всех, кто бывал в доме старика. Раскосые слегка опущенные глаза надменно смотрели на любого, кто натыкался на творение искусства.
В праздники скряга наряжал оленя, поднимал бокал так, будто статуэтка ответит тем же, и подмигивал ей. Старик ежедневно стирал с оленя пыль самостоятельно, так как боялся, что прислуга испортит его всякими моющими средствами, поцарапает или, не дай бог, уронит.
Золотая игрушка стала практически идолом, которому старик поклонялся. Прислуга со временем ушла, и в итоге скряга остался один на один с любимой статуэткой.
За домом перестали следить, поэтому очень скоро по углам начали летать хлопья пыли. Цветы на клумбе завяли, засохли, как старик ни старался привести их в чувство. Занавески стали грязными, потемнели и перестали пропускать в окна свет. Богатый дом напоминал заброшенный особняк, в котором водятся лишь летучие мыши, да пауки.
Люди, живущие рядом, стали обходить дом стороной. Одни были уверены, что жадный старик умер, и в доме осталось лишь его привидение, которое по ночам плачет и стенает от тоски. Другие считали, что старик окончательно тронулся рассудком и может выскочить из дома и накинуться на любого, кто подойдет ближе, в страхе за свое богатство.
Старый жадина теперь разговаривал только с оленем, что-то бормоча под нос. Его стали посещать странные мысли о смерти, наводящие панику. Он хотел забрать все богатство с собой, но не знал, как это сделать. Он стал склонен к меланхолии и не знал, чем заняться.
Наконец, в дом пришла Смерть. В черном балахоне, из-под которого было не видно ног, черном капюшоне, под которым чернела бездна, и лишь костлявые руки сжимали блестящую косу, закрепленную на чьей-то длинной белой кости.
Старик, любовавшийся в это время золотой статуей, увидел Смерть и обомлел. Он силился что-то сказать, но не мог. Он совсем не хотел уходить из этого мира.
— Пожалуйста, позволь забрать с собой хотя бы оленя! Я не смогу без него! – и скряга, бросившись на клумбу, вцепился в острые золотые ноги, умоляюще смотря на Смерть, от которой исходил холод.
Смерть молчала, лишь подол балахона колыхался от невидимого ветра. Затем она слегка наклонила голову, и старик услышал эхообразный голос, исходивший отовсюду:
— А что сделал ты, чтобы я могла позволить тебе взять оленя с собой?
— Я… я ухаживал за ним. Я отдал ему всю жизнь!
— Зачем? – снова раздался гипнотизирующий медлительный голос.
— Я… я не знаю. Я… не знаю…
Старик выпустил из рук ноги любимой статуи, смотря в пустоту. Он оперся на землю руками, в его глазах читалась небывалая растерянность и ужас оттого, что жизнь уже кончилась, а он потратил ее на золотую безделушку, которая ни разу не ответила тем же.
Старик поднял морщинистое мокрое от слез лицо на Смерть и твердо сказал:
— Возьми себе все. Возьми этого оленя, забери дом, забери все богатство, которое я накопил, но дай мне еще хотя бы час. Час жизни. Чтобы я смог что-то сделать.
— Что тебе здесь делать? У тебя никого нет и никто не захочет тебя слушать. Час ничего не даст, а я лишь потрачу время. Что именно ты хочешь сделать? С чем хочешь уйти?
Старик задумался.
— Я хочу кому-то дать жизнь.
— Тогда дай жизнь этому оленю.
— А что будет со мной?
— Ты дашь жизнь. Ты согласен?
— Да.
Коса исчезла, Смерть подплыла к старику, протянула костлявую белую ладонь, и едва он коснулся холодного пальца, как почувствовал, как сознание куда-то уползает. Душа старика прошла сквозь тело Смерти, вытекла дымом из другой руки и направилась к золотому оленю. По мере того как душа вселялась в статую, животное постепенно оживало. Наконец, олень затряс головой. Перед Смертью стояло изящное существо, полностью окрашенное в абрикосовый цвет без единого пятнышка. Острые дугообразные рога венчали голову, как корона. Надменный взгляд смягчился, теперь это были живые глаза молодого животного, которому интересна жизнь.
Олень посмотрел на Смерть, затем зацепил взглядом тело старика у подножия клумбы и осторожно спрыгнул вниз. Мягко цокая по когда-то хорошо отполированному полу, олень принялся осматривать незнакомые владения.
Смерть исчезла, оставив странный дом на безграничную фантазию суеверных людей. Ее не интересовало, какая судьба ждет ожившее животное, она всего лишь выполнила последнюю волю умирающего.
2016
